В.Лысенко в ГУМ_отредакт.docx
Виктория Лысенко. Я отношусь к поколению, которое знало Пятигорского еще до его эмиграции, до перестройки, распада СССР и прочих драматических событий. То есть до того рубежа, который некоторые из нас благополучно пересекли и вот сейчас собрались в этом зале.
Я ходила на лекции Александра Моисеевича в 73-м году, учась на философском факультете МГУ. Перед этим я начала изучать санскрит с потрясающим педагогом Татьяной Яковлевной Елизаренковой, переводчицей Ригведы. В 72-м году органы запретили ей преподавать санскрит и иметь дело со студентами, потому что она подписала какое-то письмо или обращение. Знаете, тогда были такие смелые люди, которые подписывали разные бумаги в защиту преследуемых властью писателей, поэтов, ученых. Мы, ее ученики, почувствовали себя заманенными, обманутыми и брошенными. Мы решили не сдаваться, найти замену Татьяне Яковлевне и продолжить изучение санскрита. Пришли в Институт востоковедения, обхаживали разных санскритологов. В конце концов, нас согласился взять замечательный знаток Индии, санскритолог Всеволод Семенцов, переводчик «Бхагавадгиты».
И вот в 73-м году на философском факультете начались лекции Александра Моисеевича по буддийской философии. Помню свое ощущение на этих лекциях…
Но сначала я должна его описать. Тот Пятигорский, которого знает большинство присутствующих в этом зале, не имел ничего общего с Пятигорским, которого увидела я тогда. Представьте себе человека с огромной копной черных вьющихся волос. «Как у Анжелы Дэвис», – говорили мы. Эти волосы постоянно падали ему на лоб, и он их художественным жестом отбрасывал. Он ходил взад-вперед по аудитории и курил трубку. Не останавливался ни на секунду – собственно, эта манера у него и сохранилась. И он говорил такое, от чего у нас тоже шевелились волосы. Потому что мы не привыкли слушать в аудитории МГУ такие речи. Мы не привыкли видеть таких людей. И я, как и все, была просто в состоянии перманентного экстаза. Нирвана наступила. Потому что он сумел нас как-то так раскрыть навстречу себе, мы себя чувствовали сопереживающими и соучаствующими в том акте свободной мысли, который он перед нами демонстрировал.
Мы привыкли к педагогам, которые нам сообщали какие-то знания, передавали какую-то информацию. А тут мы видели человека, который мыслил прямо перед нашими глазами, так сказать в режиме он-лайн! Это было откровение! Другие преподаватели никогда не мыслили на лекциях – рассказывали об уже продуманном, делились информацией. А он перед нами мыслил. И этим раскрывал нас тоже. И, в общем, это был такой невероятный глоток свободы в очень душной атмосфере! В очень тягостной атмосфере. Это был просто ярчайший блеск, который ослепил нас.
Собственно, после этого я начала всерьез, экзистенциально заниматься Индией. У меня был интерес к санскриту, был интерес к текстам. Но когда я услышала Александра Моисеевича, у меня возникло то, что меня вело до сих пор по жизни – убеждение в том, что все это имеет непосредственное отношение лично ко мне. Это перестало быть просто профессией – это стало призванием.
Я хочу рассказать один маленький эпизод, который произошел со мной во Франции. В 93-м году я туда приехала на стажировку. Ходила на лекции профессора Дэвида Сэйфорда Руэгга, очень известного британского буддолога. После одной лекции нас с ним пригласили в ресторан. Я решила проводить его до его гостиницы и заодно с ним пообщаться. И вот я стала ему рассказывать про свои планы и замыслы – я уже написала к тому времени книжку о буддизме – развивать какие-то мысли (сейчас уже не помню какие). И вдруг он мне говорит: «У вас, русских, вечно какие-то экстравагантные идеи!» Я удивилась: «А кого вы имеете в виду?» Он ответил: «Ну, как? У нас есть такой профессор – Александр Пятигорский».
Мне стало так обидно за Александра Моисеевича! Я подумала: «Эти высокомерные англичане, эти профессора филологи – вот как они его воспринимают! Они видят в нем просто чудака, эксцентрика, полусумасшедшего, ненормального, …» Я решила не ходить в ресторан, чтобы не продолжать общение с этим надменным господином. И не пошла.
Каково было мое удивление, когда через много лет я узнала, что Руэгг был большим другом Александра Моисеевича! Оказывается, он говорил о Пятигорском не осуждая, а любя… Последние несколько лет я часто бывала на международных буддологических конференциях. И уже не раз, узнав, что я из России, молодые люди подходили ко мне и спрашивали, знаю ли я Александра Пятигорского? Было странно слышать от них: «Это был мой друг!» Совсем молоденькие мальчики. Я удивлялась: «Как он мог быть вашим другом?» И слышала в ответ: «Он так повлиял на меня, я так много потерял, когда он ушел, я просто лишился своего отца, я не знаю, что делать дальше». Когда мы встречаемся, они хотят говорить о нем.
Меня потрясло до глубины души, что и в Англии, хотя там совершенно другая манера преподавания, другие отношения, его оценили. Ну, я представляю себе этих англичан, они ведь достаточно замкнутые и скептически настроенные люди. Но он их раскрыл, он их тоже раскрыл. Они не были изначально такие – это он их раскрыл!
Поэтому я хочу, чтобы мы раскрывались. Чтобы он продолжал нас раскрывать через свой личный опыт, запечатленный в книгах, фильмах, разговорах, через память о нем! Спасибо.
Поделиться в соц. сетях