О. Седакова о стихотворениях М.Хайдеггера
Мартин Хайдеггер «Gedachtes» («Замысленное») 1970
Lernt erst dan ken –
Und ihr konnt denken.
(“Seyn und Denken”)
Научитесь благодарить —
и вы сможете думать.
(Бытие и мысль)
Авторское предисловие Хайдеггера к стихотворному циклу 1941 года начинается провоцирующим указанием: «”Winke” (намеки, знаки – название книги. — О.С.) – не стихи. Но это и не изложенная стихом и в рифму философия». Вероятно, такое дважды негативное определение в еще большей степени относится к позднейшим вещам, небольшому циклу 1970 года «Gedachtes» (приблизительно: «Замысленное»). Если перевод поэзии – вообще проблемная вещь, то перевод такой не-поэзии уже, пожалуй, беспроблемен: это фатальная неудача. Компенсирующие возможности стихотворного перевода здесь не употребимы: мы не можем замещать слова Хайдеггера чем-то отчасти похожим «по смыслу» и при этом отвечающим требованиям просодии. Каждое слово (и такое, например, как «судьба», которое можно принять за банальный поэтизм) в самом деле концептуально; объем его смысла задан общей системой мысли Хайдеггера. Слово не рождается в стихе, но входит в него готовым: преображение его словарного смысла совершилось за пределами стиха, в мысли (как, например, это произошло с одним из фундаментальных хайдеггеровских слов – Lichtung: просвет, просека, опушка; в конце нашего цикла, уже не впервые у Хайдеггера, с этим просветом уравнивается истина, греческая Алетейя – выведение из скрытого состояния, откровение, – если снять с этого слова привычный богословский оттенок). Сложность такого рода – недопустимость синонимии – известна и переводчику «просто поэзии» (скажем, Элиота или Рильке). Разница только в том, что у поэтов такие «фундаментальные» (и не менее без-основные, чем хайдеггеровское Lichtung) слова вправлены в ряды других, более зыбких, более индивидуальных или словарных. У Хайдеггера же весь текст состоит из таких – помысленных, замышленных – слов. Французские переводчики, ученики Хайдеггера, Ш.Боффре и Фр.Федье решительно проясняют некоторые слова, исходя из общей смысловой системы Хайдеггера, из того, что в ней (а не в словаре) синонимично. Так они передают Ereignis (букв.: событие) как l’eсlaire (молния), Verzicht (букв.: отказ) как non-dit (не-говоримое). Задача французского переводчика вообще-то много трудней, чем у русского: морфология русского слова иногда обнаруживает поразительные соответствия немецкому и вообще провоцирует думать по-хайдеггеровски, членя и вновь сплавляя слово из его составных. И русский синтаксис, в котором одна форма может обладать несколькими функциями, помогает передать смыслы Хайдеггера, расходящиеся сразу по нескольким тропинкам.
Но что же представляют собой эти тексты, «не-стихи» и «не рифмованная философия», с их названиями, указывающими на некоторую принципиальную неполноту («Намеки» – но не сама весть, «Замысленное» – но не овеществленное)? По Хайдеггеру, это «сказывание мысли Бытия»: мысль эта, как знают читатели его книг, совсем не дискурсивная, субъектно-объектная, исполняющая законы логики мысль декартовской традиции, она противостоит ей. Это не мысль о бытии, но мысль бытия, его событие. Стихи же и образ вообще, по Хайдеггеру, имеют дело не с бытием (Seyn), а с сущим (Seiende). Поэтому свои опыты он и не относит к поэзии. Двусложность бытия и сущего, раздвоение песни и мысли, Dichten и Denken и надежда на то, что возможны их «простое единство», их взаимопринадлежность, взаимопослушность, Zusammengehoren, – одна из тем цикла. Песня и мысль расходятся не оттого, что углубляются в себя, чтя песня становится более песней, мысль – более мыслью, а наоборот: из-за того, что они удаляются от собственной глубины, теряют свой общий источник, свое «событие» – или «молнию» – или «прощание»:
Бытие есть событие
Событие есть начало
Начало есть решение
Решение есть прощание
Прощание есть бытие —
такую круговую цепь строит Хайдеггер в «Намеках». Каждое из уподоблений события и уподобление этих уподоблений друг другу точно, но в каком-то смысле необязательно и, конечно, не исчерпывающе: еще один просвет в То Же (das Selbe). Таким образом, хайдеггеровская «мысль бытия» с другой стороны подводит (и это заметили ученые-богословы, например, Хр.Яннарас) к тому, чем занята апофатическая мысль (как в «Триадах», когда св. Григорий Палама говорит, что апофатическое познание выражает не столько отрицательное определение, сколько связь через союз ??: «как», «как бы»). Описать – тем более, определить – это То Же невозможно: иначе, кроме всего прочего, не нужны были бы ни образ, ни мысль. Ведь они растут из невыразимости Того Же, порождающей новые и новые выражения, мгновенные и неполные, из внезапного «выведения из потаенности», «снятия сокрытия», из «намека» этого То Же, которое «существует благодаря только себе» и в то же время и есть само «благодарение». Тот, кто не испытан вспышкой этого события («подземной грозы, которая неслышимо катит вдаль, прочь в надмирное пространство» – стихи 41-го года), «все многие», которым не слышно неслышимое, не принадлежавшие событию и потому не ставшие собой (поскольку собой делает – vereignet – событие), не могут решиться ни на песню, ни на мысль. Как видим, позиция Хайдеггера не кажется демократичной. Но это парадоксальное высокомерие: то, во что посвящен посвященный, как раз и есть знание о кротости, благодарности – и бесплодности всякой попытки «захватить», «удержать» у себя «ускользающее право». И мыслитель, и художник не говорят, но «дают сказать себя» этому открытию, не посягая на его субъективность. И, говоря себя, оно говорит об «от-речении», не-высказываемости. Если какая-то мысль или образ намереваются «открыть» что-то раз навсегда, так, чтобы это можно было передать другим, как наследство, – они утрачивают свою «нищету» (несхватываемость, неоднозначность смысла) и, тем самым, подо-бие своему событию, начальному знаку благодарности. И, разлучившись с ним, мысль и песня разлучаются друг с другом, превращаются в «философию» и «искусство» эпохи, где:
Число беснуется в пустых количествах
И больше не одаривает связью и образом
(«Намеки»)
Передать же мыслитель и поэт могут не пример (как бы широко не понимать пример), но лишь императив без-примерного, Beispiel-los (в обычном для Хайдеггера этимологическом переосмыслении слова Bei-spiel-los значит еще и «не-под-игрывающее»: русское «беспримерное» вполне передает и этот второй смысл).
Из сказанного (пересказанного) выше понятна тема не окончательности, положенная в основу (или в без-основность) названий стихотворных книг Хайдеггера: «Намеки», «Замысленное». Но, вероятно, это не все. Быть может, эти книги – намеки и замыслы не только в силу того, что таково свойство мысли бытия вообще: открывать ускользание. Быть может, это намеки и замыслы «другой поэзии» (как мысль Хайдеггера – «другая мысль», das andere Denken), поэзии «без образов», обратившейся к «раннему» и «безопорному», словами мыслителя. Намеки на нее, тропы к ней, но не сама она.
Есть какая-то другая, трудно определимая нехватка «стихотворности» в этих вещах. Чего им недостает? Непредсказуемости для самого автора? Определенной меры бессознательности, сохраняющейся и в самых сознательных поэтах (вспомним Элиота: «Плохой поэт бессознателен там, где следует быть сознательным, и сознателен там, где следует быть бессознательным»)? Безусловности звукового ряда? Чего-то еще, присущего песне поэта? К которой только подводит, которой задает тон прелюдия хайдеггеровской мысли.
И напоследок – еще раз о переводе. Переводчик, в отличие от автора, лишен главного в своем тексте – его будущего, его свободы продолжаться. Эта пустота впереди – не абсолютная пустота, потому что именно она управляет выбором всех слов на пути к себе. И потому то, что создает переводчик, есть мнимая длительность. Он вынужден развертывать во времени уже известный ему итог, найденное, имитируя путь к нему. Безупречно честным был бы на самом деле перевод итога – а это означало бы создание новой, совсем другой вещи…
Предисловие и перевод с немецкого Ольги Седаковой
ВРЕМЯ
Как долго?
Скорее, чем они встанут, часы
в бое маятника, в его там-тут,
ты слушаешь: они идут и шли и не
идут.
Уже к исходу дня часы,
лишь бледный след туда,
где время на краю Никогда
из него в-стает.
ВРЕМЯ
Как долго?
Ранее, чем встанут, часы
в уходах маятника, в его там-тут,
ты слушаешь: они идут и шли и не
идут.
Уже к исходу дня часы,
лишь бледный след туда,
где время на пределе Никогда
(не / и) из него в-стает.
ДОРОГИ
Дороги,
дороги мысли, идущие сами собой,
исчезающие. Горный серпантин, когда опять поворот,
обозрению открывающий – что?
Дороги, идущие сами собой,
однажды открытые, внезапно закрытые,
позже. Раннее указующие,
не достигнутое никогда, предопределенное к отреченью,
освобождающие шаги
из гула надежной судьбы.
И снова тяжесть
неуверенной темноты
в ожидающем свете.
НАМЕКИ
Чем назойливей распорядители
чем необузданней общество
чем реже мыслители
чем одиноче поэты
чем обреченней провидцы
предчувствуя даль
спасающего намека
МЕСТНОСТЬ
Те, кто думает То Же
в богатстве его самотождества,
идут по трудной, долгой дороге
ко все более единому и простому
в той его, неприступному своему
не позволяющей сказаться местности.
СЕЗАНН
Задумчиво отрешенный, настойчиво
тихий образ: старый садовник
Валье, который выращивал что-то невзрачное
вдоль Chemm des Lauves.
В поздней вещи художника двоица:
тот, кто есть, и само бытие –
наконец, сплавляется: «опредмеченная»
и тут же осиленная,
преображается в таинственное То Же.
Не открылась ли здесь какая-то тропка, ведущая к
взаимопослушности песни и мысли?
ПРЕЛЮДИЯ
Пусть сказание мысли, отданное до конца
Бес-примерному, покоится в тишине
собственной строгости.
Так решатся – немногие, впрочем, испытанные огнем
событья, на прелюдию бедную
к песне, которую только поэты поют, к давно
не слышанной.
Двойной побег они, песня и мысль,
их ствол один:
внезапное, благодаренье намека
из темноты судьбы
БЛАГОДАРНОСТЬ
Благодарить: позволить всему сказать себя,
сказать, что все принадлежно,
молнии событья, требующего и раздающего.
Как долга дорога до местности, из которой
мысль, как волны, против себя самой
сумеет мыслить, этим спасая
сокровенность блаженной своей нищеты.
А нищий, он блаженно хранит свою малость,
чего нельзя завещать
в памяти его огромно:
сказать: Aletheia: просвет:
от-кровенье ускользающего права.