О мысли и памяти в полемике Вяч. Иванова и Дм. Мережковского столетней давности

Возражая Д. Мережковскому, его настойчивому различению „действия и созерцания”, Вяч. Иванов противоставил ему различение „творческого действия и становления”. А статус „действия”, акта сохранил за мыслью, сознанием: „Революц<ионные> эпохи суть эпохи наименьшего творческого действия и наиболее стремительного становления. <…> В такие эпохи всеобщего расплава или распада <…> важны особенно наши мысли. Каждая мысль, каждое волеустремление — акт, действие” [1].

Ср. также его положение о том, что в „истинном гуманизме” „ценности присущи сфере бытия, т.е. находятся вне и выше сферы становления” (Собр. Соч. в 4-х т., III, 441).

Ибо согласно Иванову,  “христианство живет и движется в человечестве не только воздействием Разума божественного и божественной Любви, но и воздействием Памяти” (III, 445), которая в мировоззренческой cистеме поэта приобщает к Началу, и „инициациям отцов” и их инициативной силе ради выхода из эмпирии в постижение „другого истинного бытия” (Ш; 449).

Последнее Иванов находил и в „религии Диониса”, и в философcкой мысли античности, прежде всего у Платона. Поэтому он постоянно говорил о том, что в „чаемом образе преображенного человека” нет и не может быть „принципиального противоречия между мистикою эллинской и христианством” (III, 375).

Таким образом, принадлежа к „общине поклонников античности” (III, 435) и, подобно Мережковскому …Иванов обращался к античному наследию по несколько иным причинам, чем автор Христа и Антихриста. Мыслителя различно понимали и саму античность (язычество), и христианство: Мережковский видел в них прежде всего обнаруженное вовне, экзотерическое, Иванов же — их сокро­венную, эзотерическую сущность [2] Первый возлагал большие надежды на новую религиозную общественность (не реализованный в христианстве тип общения), второй — на пневматику религиозной жизни и духовно­ мистический трансцензус „я”, духовное восхождение личности к Богу, хотя и осуществляемое в пределах соборности как „живого вселенско-личностного единства” (III, 382).

[1] Обатнин Г.В. Из материалов Вячеслава Иванова в Рукописном отделе Пушкинского Дома, в: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома 1991 год. С. 44-45.

[2] Cр. в Римском дневнике: „Языков правду, христиане / Мы чтим…” [III, 632].

Спонтанные переживания и соображения

О том, что спонтанные переживания восстанавливают и поддерживают цельность нашего сознания не так давно писал А. Левинтов: “Только благодаря спонтанным воспоминаниям, приходящим поперек или вспять нашему логическому, нашему аналитическому пути по жизни, формируется и поддерживается целостное и внутренне непротиворечивое представление о мире, хотя и сотканное редкими и небрежными стежками воспоминаний” [1].

Тоже можно сказать и о спонтанных соображениях. С той только разницей, что для воспоминаний можно указать обстоятельства места и времени того, что вспомнилось в прошлом, а для соображений вопрос о времени, в котором соображенное осуществимо остается открытым: то ли прямо сейчас, то ли в не оговоренном будущем.

Думая, мы соображаем и становимся сообразительными, смекалистыми и находчивыми, чего не скажешь о правильно, доказательно и предусмотрительно мыслящих!

Зададимся вопросом «Являются ли спонтанные соображения измененными состояниями сознания?».

Тут стоит вспомнить, что в практике мышления встречаются:

  • стационарные измененные состояния (каковыми: к примеру, являюся: сон и грёзы по отношению с дневной яви, или устойчивые иллюзии);
  • намеренно достигаемые измененные состояния (опьянение, эротические экстазы);
  • и собственно спонтанные, непроизвольно проявляющиеся и кратковременные, — иногда практически-мгновенные события.

Некоторую путаницу в эти различения вносит возможность понимания состояний как длящихся событий, а последних как случающихся состояний. Однако она легко преодолевается за счет хронотопического означения стационарной ситуации как «здесь-и-теперь», а спонтанного события как «и тут-вдруг».

В тех случаях, когда интересующие нас спонтанные соображения были кратковременно событийными, остались не замеченными и вовсе не продуманными, они могут спонтанно вспомнятся вновь (даже не раз, и не два), и тогда… Но об этом смотри выше!

В аудиторных и сетевых коммуникациях, направленных на достижение какой то цели или на обсуждение какой темы, спонтанные соображения могут оказаться как деструктивными, отвлекающими внимание от объявленных целей и тем, так и конструктивными, привлекающими внимание к более важным, перспективным темам и целям.

При этом успешность коммуникации будет зависеть, во-первых, от искусности модератора, а во-вторых, от психо-коммуникативных компетентций её участников.

Случаи успешного сочетания этих двух условий достаточно редки, надолго удерживаются в памяти. К ним часто возвращаются, особенно удачные фрагменты с удовольствием цитируются.

К сожалению, культура вторичных репрезентаций аудио- и видео материалов коммуникативных сессий пока еще весьма скромна. И эту тему стоит отсудить особо.

[1] http://olegen.blog.ru/84616099.html/