Социальное время: об одной методологической проблеме социального прогнозирования (1969) //

Автор: Генисаретский О.И.

Социальное прогнозирование с точки зрения социологии

Понять социальное прогнозирование как проблему социологии (в том числе теоретической социологии) – дело совершенно естественное, но вместе с тем пока далеко еще не простое. Прогнозирование двойственно: с одной стороны, оно существует как практическая социальная деятельность, нисколько не сводящаяся к науке, с другой – сама задача прогнозирования с установкой на применение результатов науки в сфере социальной практики. Поэтому предмет социальной прогностики постоянно двоится, что впрочем вообще характерно для технических наук, к разряду которых мы причисляем социальное прогнозирование. Социологически понять и построить социальное прогнозирование значит понять и построить его как социотехническую дисциплину.
«Рассматривая пророчества прошлого, обнаруживаешь почти во всех из них, по крайней мере в их социологических предпосылках, отсутствие какого-либо представления о том, какие силы связывают общество, какие силы и соотношения существуют между его частями, какие элементы более поддаются изменениям, чем другие, и, что не менее важно, отсутствие какого-либо признака методики. Они не систематичны и не содержат представлений о природе социальных систем… Если существует решающее отличие между будущим изучением этой проблемы, которое уже началось, и тем, которое было в прошлом, то оно заключается в возрастающей утонченности методики и попытках определить рамки (общие сферы и взаимодействия) социальных систем, входящих в контакт друг с другом». Пожалуй, в этих в целом справедливых словах Д.Белл чересчур оптимистичен насчет возрастающей утонченности, методов социального прогнозирования. Практически эффективное и культурно обоснованное специальное прогнозирование – пока что не более чем прогноз, желаемое, стремящееся стать действительным. Совершенно очевидно, на наш взгляд, что неосновательно социальное прогнозирование по причине невнимательного отношения к опыту, накопленному социологической традицией. Прогнозирование прямо-таки социологически девственно. Мы далеки от мысли о всеспасительной силе социологического знания, но в каком еще смысле следует понимать слово «социальное», стоящее перед словом «прогнозирование», как не в социологическом?
Далее. Не может быть никакой основательности, если, подобно Кану и Винеру, относиться «к большинству теоретических и даже к некоторым эмпирическим наблюдениям только как к эвристическим образам», совершенно пренебрегая смысловым строем используемых мыслительных средств и не рефлектируя их логических функций. То, что здесь названо эвристическим отношением к науке, на самом деле есть отношение интеллектуально расслабленное и потребительское, если не сказать, торгашеское.
Возможно, кого-то просто смущает смысловая близость терминов «социальный» и «социологический». Кажется, что раз нас интересует социальное прогнозирование, то интерес этот непременно выразится в социологическом знании. Однако это не так.
Нечто становится социологической проблемой только при том условии, что оно явно введено в предмет социологического знания, выстроено из материала социологических понятий и категорий. В нашем случае необходимо социологически построить деятельность прогнозирования, ее объект и отношение между ними. Само построение следует понять как акт методологического определения предмета социальной прогностики.
Подобным образом мы бы поступили в любом случае, где поставлена социологическая проблема. Специфическое содержание прогностической проблематики этим еще не затрагивается, хотя без него и речи быть не может о предмете социальной прогностики. Обычная спецификация сводится к указанию на будущее время как предмет прогнозирования. Принимается такое деление предметов обществознания: история имеет дело с общественным прошлым, конкретная социология – с настоящим, а социальная прогностика – с будущим; социальной философии остается проблема связи временного (исторического) и вневременного планов общественного бытия. Получается так, что один и тот же социальный объект, если он еще не сбылся, сначала составляет предмет прогностики, затем – социологии, затем – истории. Эта тройка наук, как три решетки, просеивает объекты, остающиеся тождественными себе и не изменяющимися ни от действия времени, ни от действия знания.  Чем же задан для нас такой социальный объект, беспрепятственно проходящий через три познавательные решетки? На этот вопрос и нужно ответить, при попытке специфицировать предмет прогностики через будущее время. Но в том-то и дело, что прошлое, настоящее и будущее времена полагаются здесь совершенно равнодушными собственной природе социального объекта и не введены в его внутреннее определение. Время и объект внешне примыслены друг другу, и что при этом мыслится об объекте – не важно. Будь об объекте хоть что-нибудь сказано, мы бы непременно увидели, как сказанное зависит от предмета, в котором делается высказывание; и нельзя было бы уже сказать, что объект просеивается, не изменяясь[1]. Время, участвующее в делении на историю прошлого, социологию настоящего и прогностику будущего, не является собственно социальным временем. Это линейное одномерное время классической физики привнесено в социальное прогнозирование исподтишка и ненароком. Если оно и имеет место в социальном мире, то, во всяком случае, оно не единственное и не специфичное социальное время. Поэтому определять им предмет социального прогнозирования значит не определить его как прогнозирование социальное.
Вместе с тем интуитивно ясно, что время (и в особенности будущее) неотделимо от прогностической проблематики. Совершенно отвлекаясь от временности социального мира, мы теряем и своеобразие  предвидящего сознания. Так, по крайней мере, дело представляется автору.
Нужно обратиться к рассмотрению собственно социального времени и построить его как ту категорию, смыслом которой далее можно будет определить предмет социальной прогностики. Такому рассмотрению и посвящена настоящая работа.
Автор считает должным заранее оговориться, что категория социального времени предназначена лишь для уяснения специфики социального прогнозирования, а не для построения предмета социальной прогностики. Мы понимаем прогнозирование как одну из практических социальных деятельностей, наряду с другими – управлением регулированием, руководством, проектированием, конструированием, исследованием, программированием и так далее. Задать предмет социальной прогностики невозможно, не построив предварительно типологии основных специальных деятельностей и не определив тем самым действительных функций прогнозирования. Однако, этот социотехнический взгляд на вещи не делает излишним рассмотрение своеобразного социального времени.

Своеобразие социального времени

В связи с задачами социального прогнозирования прежде других нужно отметить следующие особенности социального времени:
* возможность равно быть объективированным и необъективированным временем, а также возможность смены этих состояний[2].
* Множественность социальных времен, одновременное наличие многих времен и связанная с этим относительность социального времени.
* Возможность равно быть активным (субъективированным) и пассивным (объективированным) временем, а также возможность смены этих состояний.
* Предметность социального времени, когда связывается с ним некоторое общественное содержание.

Представление времени как единственной упорядоченной последовательности моментов, с разделением их на прошлое, настоящее и будущее есть одна из объективаций времени, полагание его в качестве объекта или принадлежащим объекту[3]. В этом смысле оно не адекватно социальному времени и времясознанию общественного бытия.  Представление социального времени означает либо, что речь идет о таком процессе, в котором время на самом деле объективировано, либо, что оно дано как рефлективное представление самосознания, не определенное еще в отношении непосредственного времясознания. Последний случай широко распространен литературно, в результате некритического применения популярной естественнонаучной установки к явлениям общественного бытия.
Присущая социальному времени предметность выражается, в частности, в идеаторном понимании временных категорий. Идеал трансцендирует временное существование: такова природа идеала. Отнесение же идеала к той или иной категории времени, заставляет и время мыслить как самотрансцендентальное целое. Если идеал определяется всем временем или времен, никакой содержательной и недурной бесконечности времени не возникает. Напротив, отождествление идеала с каким-то простым временным состоянием или некоторой конфигурацией их полагает во времени бесконечность, отношение предельности между «обычными» и «особыми» временными состояниями. Нам важно заметить, что как бы ни понимался идеал, выделение для него особых времен есть вторичное временное действие, не предполагаемое в самом понятии социального времени. Проблематика идеала свойственна особому состоянию общественного существования и связанному с ним сознанию. Общественно идеал не безусловен. Известны неидеаторные формы бытия и сознания общества. Для прогнозирования важно здесь то, что наивно полагать только возможные будущие состояния как соответствующие идеалу и составляющие его содержание. В этом виде прогноз – утопия, лишь написанная наукообразно. Наивность утопии – в отказе прошлому и настоящему быть содержанием идеала и в отказе идеалу быть вневременным.
Утопическое сознание покоится на безусловном и безотчетном стремлении объективировать все содержание идеала, связав его временным определением настоящего. Отсюда «непонимание необходимого различия между реальной и идеальной структурой… общества и вытекающее отсюда желание предпринять совершенно излишнее дело: претворить опять в действительность само идеальное выражение, просветленное и самой действительностью как таковой из себя отбрасываемое рефлективное отображение этой действительности»[4]. Утопизм отказывает содержанию идеала во внеобъективированном существовании, в идеальности как таковой. После этого, во-первых, не приходится удивляться парадоксу: идеал оказывается без идеальности, а во-вторых, временное определение идеала отодвигается в бесконечность, оборачиваясь неопределенностью. Недостаточность утопического сознания коренится в его бесформенности: стремлении к безусловной объективации содержания есть вместе с тем и стремление не быть сознанием, сбросить его формы и стать объектом. Уже потому утопическое сознание неадекватно, что предполагая быть иным, она полагает одно иное без себя, чужое бытие без своей сознательности. Утопия не снимает в себе отвергаемого существования, не поднимает и не сохраняет его.
Множественность социальных времен напоминает многовариантность прогноза, означающую по сути дела полную определенность множества состояний процесса при неопределенности выбора одного из них. Однако, это совершенно различные идеи: множество альтернативных состояний относится к одному процессу, иначе их нельзя было бы поставить в связь, а множество времен есть и множество процессов. Всегда, имея дело на практике с одним процессом, прогнозирование теоретически допускает их множественность, но, вместе с допущением о возможности, допускает и сведение многих процессов к одному. Далее по ходу дела станет ясно, что это сведение связано с объективацией множества процессов в категорию «естественного» бытия. Время единственно в единственных системах[5].
Различные социальные времена образуют так называемые соответствия. Под соответствием принято понимать переменное отношение, принимающее значение отношения тождества или отношения различия. У социального времени отождествлению и различению подлежат составляющие времени (в дискретном случае – моменты и их множества). Соответствие времен проявляет существование своеобразной временной ткани, сотканной из нитей отдельных времен[6]. Хотелось бы слово «ткань» заменить на более определенный термин. Привычный способ объективации логических операций склоняет к выбору термина «структура», но здесь тот случай, когда привычная склонность обманывает. Категория структуры смыслообразуется через противопоставление к категории процесса (а значит, и времени). Связи, входящие в состав структуры, инвариантны тем процессам, которые она структурирует. Предполагаемая в структуре косность ничего не оставляет от пластической подвижности временной ткани. Приходиться удовлетворяться мануфактурным символом.
Соответствие времен (или самосоответствие времени) естественно приводит к известной идее относительности времени. В ткани времена соотнесены, образуют друг для друга условие и меру; но ткань не составляет единого времени, хотя и составлена из времен. Это обстоятельство обнаруживает смысл отношения соответствия. В нем множество элементов связано, не образуя единого, оно – связанное неединое. Превращение ткани в единое время, в чем предметно заинтересовано прогнозирование, затрудняется относительностью времени: в предмет прогноза приходится включать, помимо времени прогнозируемого объекта, еще и соотносимые с ним времена[7].
Множественность общественного времени не только отличается от многовариантности прогноза, но и существенно усомневает последнюю. Многовариантное прогнозирование разделяется на пару процедур: порождение возможных состояний процесса и оценку их сбываемости (как правило, вероятность совершения состояний). Далее прогноз ложится в основу той или иной социальной организации деятельности, в которой выбранное состояние имеет значение цели, достигаемой организацией. Наиболее тонким и рвущимся мостом является первая процедура. Надежность прогноза существенно зависит от того, каким образом и на основе какого знания порождается множество возможных состояний. Пока нам важно противопоставить друг другу два способа порождения: фиксацию логически возможных состояний и фиксацию онтологически возможных состояний.
В первом из них процесс порождения контролируется очевидностями той предметной области знания, из которой заимствуются данные о прогнозируемом объекте, и логическими нормами этой предметной области. В результате логического порождения возможные состояния никогда не связаны между собой иначе, как через формальную логическую связь, ибо предметная очевидность не дает их связи. «Логичность» подобного порождения нужно видеть вовсе не в том, что прогнозист использует ту или иную формализованную логическую систему. Имеются в виду естественные логические нормы научного знания, которые прогнозист, будучи включенным в предметную область, может и не подвергать профессиональной логической рефлексии. Когда, например, эксперты фиксируют свои мнения (по логической форме отличающиеся ото знания), они на связаны обязательствами явной логической аргументации. Мнение есть мнение. Однако, оно есть предметное мнение, ибо эксперт выступает как авторитетный представитель данной предметной области знания, а значит, содержание мнения опосредовано логическими нормами ее. Или в более экзотическом случае мозговой атаки – хотя и создаются условия для свободной игры продуктивного воображения, оно оказывается в русле тех же предметно-логических норм и образ-результат ими опосредован. Все это тем более так, если прогнозист явно применяет формализованную логическую систему.
Чего нет в логическом порождении, так это онтологической структуры состояний процесса, которую дает никак не логика предмета, а присущая ему теория. Онтологическая функция предметного знания и задаваемая им онтология предмета составляет ту часть предметного содержания, которая относится к объекту знания как таковому, взятого без его предметного опосредования. Онтология отвечает на вопрос – каков есть объект предметного знания (в противоположность всему, что мы знаем о структуре самого предмета). Обычная форма, в которой наука свои объекты знает онтологически – это теория. Онтологическая структура возможных состояний процесса, занимающая прогнозиста, устанавливается на основе теории прогнозируемого объекта. Помимо формально логических связей, состояния связываются еще и как состояния этогообъекта. Так можно зафиксировать не сами только состояния, но и их совместимость, группируемость и т.д. Вскрываемая теоретически несовместимость, резко отличается от логической альтернативности тем, что может и не допускать выбора. Состояния могут быть так связаны в онтологической структуре, что будут образовывать реальное противоположение (противоречие, конфликт)[8]. В этом случае, весьма и весьма распространенном, невозможен выбор одного из несовместных состояний, ибо он означает не разрешение противоречия (снятие), а уничтожение его, переводящее объект на менее развитую ступень существования. Когда при логическом порождении альтернатив прогнозист отвлекается от их онтологической структуры и затем делает выбор, он просто игнорирует возможность реального противоположения. Превращение выбора в цель далее приводит к тому, что организация, потребляющая прогноз, реально производит (или воспроизводит) выбранное состояние. Если было выбрано состояние, реально противоположное другим в структуре объекта, организация превращается в дисфункциональную объекту и вместо развития его структуры, что прокламируется прогнозом, организация дестабилизирует ее или движет вспять.
Очевидно, логическое порождение альтернативных состояний ненадежно без онтологического их порождения, что достигается как минимум социальной теорией объекта[9].

Мы привели эту критику альтернативного подхода в связь со множественностью социального времени, чтобы подчеркнут следующее. Относительность социального времени, временная ткань и само социальное  время – понятия теоретические, имеющие онтологический смысл а предназначение, в частности, для онтологического структурирования возможных состояний, порожденных логически.
Социальное время существует в объективированном и необъективированном состояниях[10]. это его свойство существенно для прогнозирования, ибо управление состоянием времени влияет на объективность и действенность прогноза – его сбываемость. Надежность прогностических процедур прямо зависит от того, в какое состояние приведено время. Сказано уже, что время единственно в естественных системах и что оестествление времени предполагает его объективацию в категорию естественного. Другими словами о том же обычно говорится как о нахождении для прогнозируемого процесса той детерминирующей его структуры, в которой процесс реализуется в каком-то смысле однозначно. Не должно смущаться вероятностным характером некоторых прогнозов. Хотя по объективному содержанию прогноз случаен, формальная структура предмета прогностики предметно необходима и предполагает однозначность предметных решений. Поиск структуры, детерминирующей процесс, методологически реализуется многими способами; объективация в категорию естественного – один из них. Объективация, очевидно, применяется к смыслам, которые либо определенно необъективированы, либо обладают неопределенной объективированностью; должен получиться смысл в объективированном состоянии. Как процедура, объективация предполагает, что мы можем различать между смыслами объективированными и необъективированными и что способны свободно применять  или не применять саму объективирующую установку. Предсказание сбывается, если все существенное смысловое содержание предмета прогнозирования (при данных задаче и объекте), было объективировано в предсказании. Интеллектуальная свобода объективации составляет таким образом методологическое условие надежного, то есть сбывающегося предсказания. Конечно, одной объективацией надежность не достигается, но и без нее на достигается, и это оправдывает выделение ее как проблемы методологии социального прогнозирования.
Социальное время характерно тем, что оно равно существует в искусственном (активном, субъективированном) и естественном (пассивном, объективированном) состояниях. Об этом противопоставлении можно было бы повторить то, что уже сказано про объективированность времени. Но дело не только в этом. Существенна субъективность социального времени, его соответствие субъектам общества. В этом качестве время есть деятельность[11]. Субъективное время необъективировано и, казалось бы, уже поэтому его предсказание не может сбываться. Формально это высказывание правильно, но оно не касается положительной стороны субъективного и по сути дела неверно. Объективирующая установка гарантирует надежность предсказания и предложении, что прогнозируемый процесс независим от прогностической процедуры; смысл объективации – в разрушении, снятии этой зависимости. Деятельность (как субъективное время), напротив, явно использует факт этой зависимости для целенаправленного влияния на процессе. Один и тот же результат может быть достигнут из заданной точки как в процессе естественного превращения ситуации, так и в процессе ее искусственного преобразования. Различие в характере отношения между деятельностью и прогнозируемым процессом. В первом случае процесс прогнозируется, во втором – проектируется. Это два простейших отношения, не реализующиеся никогда в совершенно чистом виде. Управление, например, непрерывно воздействует на процесс на основе непрерывного его прогнозирования при фиксированном проекте процесса[12]. различение прогнозирования и проектирования есть частное проявление более общей оппозиции исследования и проектирования (прогнозирование – исследует возможные состояния процесса). Различаются же они тем, что в исследовании объект постоянен, а деятельность переменна, в проектировании – наоборот. В практике прогнозирования названному деланию более всего соответствует различение исследовательских и нормативных прогнозов. Последние тем отличаются от проектирования, что не строятся в виде специальной деятельности.
Наконец, социальное время предметно. Этим определяется его место в кругу таких категорий общественного бытия, как действительность, предметность, сознание и мышление.
Действительность – состояние общественного существования, в котором устанавливается соответствие общественной деятельности и мира, претворяемого ее. Действительно существует в обществе то, что имеет форму деятельности и деятельное содержание. Эта категория не покрывает, однако, всего общественного бытия, ибо не все существование общественного человека деятельно. Но в отличие от ее деятельно нерелевантных дополнений, действительность основательна и действенна, в чем следует видеть ее категориальную первичность. Осознание действительности формирует в сознании предметность, которая по своему идеальному содержанию тождественна не миру, а именно действительности. Предметное сознание всегда превращено связью с действительностью, выраженной в предметности, поэтому оно несвободно, его положительность неподвижна, не знает отрицания и противоречия; оно – непосредственно. Понимание идеальности своего содержания приводит предметное сознание к необходимости идеализовать его, проведя деятельную редукцию предметности, очищение сознания от непосредственной связи с действительностью. Эта процедура конституирует непредметное, предметно чистое сознание (или просто сознание), непосредственностью которого становится идеализированный ранее смысл. Смысл в смысловом сознании положен как то, структурой чего является само сознание. Смысл и сознание здесь не опосредованы иными различиями. Кроме онтологии самого смыслового сознания, которое, однако, ему не дано и поэтому оно непосредственно. Различение смысла и сознания актуализировано в четвертой категории – в мышлении. Структура сознания здесь выявляется как основание смыслообразования и смыслопреобразования, то есть собственной активности сознания. Со стороны активности мышления совпадает с деятельностью и составляет ее разумное основание, то, что философам позволяло говорить о деятельности как практическом разуме. Как видим, действительность, предметность, сознание и мышление все равно являются и категориями бытия, и категориями мышления.
Социальное время предметно. Оно движется действительностью общества, в развиваемых обществом деятельностях. С другой стороны, время есть форма общественного сознания, предметное содержание которой образует временная действительность[13].

[1] О соотношении методологических понятий «предмет» и «объект» см.: Щедровицкий Г.П. Проблемы методологии системного исследования. М., 1964; Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967; В.Н.Садовский, Э.Г.Юдин о специфике методологического подхода к исследованию систем и структур // Логика и методология науки. М., 1967.
[2] Объективация здесь понимается как отличная от опредмечивания и овеществления. (А.Огурцов.  Отчуждение // Философская энциклопедия. Т. 4.  М., 1967. С.189-194). Существование вещей во внешней реальности, предметно в связи с деятельностью. Объект же как способ бытия сущего конструирован со стороны познающего мышления и не сводим без остатка ни к вещи, ни к предмету.
[3] Представление, кстати сказать, всегда объективирует то, что представляется сознанию, и есть простейшая объективирующая форма сознания. Этим представление отличается от понятия, в котором значения, составляющие объект, принимают вид значащего смысла. Поэтому представление положительно, а понятие отрицательно, и понятийному мышлению присущи отрицательные действия и отношения противоречия.
[4] К.Маркс. Экономические рукописи 1857-1859 годов. (Первоначальный вариант «Капитала») // К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т.46, ч.II, стр.457.
[5] В.Л.Лефевр, Г.П.Щедровицкий, Э.Г.Юдин. Естественное» и «искусственное» в семиотических системах // Семиотика и восточные языки, М., 1967.
[6] В другие, более взыскательные времена пришлось бы ответить на вопрос: «А кто ткач?».
[7] Относительно последних обычно предполагается либо их постоянство, либо произвольность, что в данном случае одно и то же.
[8] В более развитом значении онтология имеет свою логическую форму, но в данном контексте уместно ограничиться именно теорией.
[9]  О различии логического и реального противоположений см. И.Кант. Опыт философии отрицательных величин. Собр. Соч., т. 2, М., 1966
[10] Различая эти два состояния времени, мы не отождествляем  необъективированного и субъективированного времени. Тем самым допускается, что необъективированное время способно существовать во внесубъектных видах, например, как предметность, сознание или мышление, которые несубъективны по природе, хотя и могут субъективироваться.
[11] Может быть выставлено и обосновано более сильное утверждение о деятельности как управляемом времени.
[12] Обычно вместо проекта, но в том же смысле, называют цель.
[13] В другой связи о принципиальной предметности социальных институтов и организаций и ее проявлении в политическом процессе общества писал в свое время А.Грамши: «Государство – институт не агностический; оно имеет свою концепцию жизни, и его долг – распространить эту концепцию, воспитывать в надлежащем духе массы». Заметки к введению в изучение грамматики // А.Грамши. О литературе и искусстве. М.: Искусство, 1967. С. 182

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal

Добавить комментарий