PROMETA

БЫТЬ РУССКИМ БЕЗ ГОРОДОВОГО

Источник публикации: Архив Фонда «Культура и будущее РОссии»

С 3 по 9 октября1993 г. Центр гуманитарных исследований и программ «ПУТЬ» при Российской Академии наук и Союз кинематографистов России проводили Международный конгресс «КУЛЬТУРА И БУДУЩЕЕ РОССИИ». Место действия — борт теплохода «Юрий Андропов» и города: Москва, Углич, Ярославль, Москва.
Образы России, Ненасилие, Русские и Россия, Родовое сознание, Биоэтика, Душевная зрелость, Святыни и ценности — вот лишь некоторые из проблем, которые обсуждались на конгрессе.
Среди участников конгресса:
О.И. Генисаретский — доктор искусствоведения, председатель правления ЦГИП «Путь»;
М.Н. Громов — доктор философских наук. Институт философии РАН;
В.В. Малявин — доктор исторических наук. Институт Дальнего Востока РАН;
Б.Г. Юдин — доктор философских наук. Институт человека РАН;
П.Т. Тюрин — доктор психологических наук (Рига);
Н.Н. Скатов – член. корр РАН. Пушкинский дом, СПб;
К.А. Кондратьева — доктор искусствоведения, декан МХПУ имени Строганова;
Ш.М. Шукуров — доктор исторических наук. Институт Востоковедения РАН;
Д.А. Аросев — председатель форума «Свободное образование»;
С. П. Залыгин, писатель;
свящ. Иоанн Свиридов — отдел катехизации и образования Московской патриархии;
В.А. Никитин — главный редактор журнала «Путь православия»;
А.В.Антонов — главный редактор журнала «Церковь»;
Н.И.Толстой — академик РАН,
А.А. Андреева — вдова поэта и писателя Даниила Андреева;
Д.Н. Сухиненко- председатель Совета директоров корпорации «Ринако»;
К.А. Лаврентьев — первый секретарь Союза кинематографистов России;
Александр Парра, Ирина Апексимова, Андрей Соколов, Михаил Кононов, Татьяна Самойлова, Маргарита Терехова — актеры.
Корабль отплыл из Речного порта Москвы 3 октября в 14 часов. А через 3 часа, когда нас то поднимало, то опускало в шлюзах — во всех каютах (как и по всей стране) замолчало радио и началось…
Удивительным образом все переплелось и смешалось. Об этом можно снимать фильм. Мы дискутировали о будущем России в то время, когда ее судьба в который уж раз решалась далеко не абстрактно. Нас наполняли чувства, которые и мешали, и помогали говорить о России.
Среди нас были: философы, историки, писатели, артисты, журналисты, дизайнеры, полярные исследователи, физики, архитекторы, скульпторы, психологи, социологи, церковные служители, предприниматели… «Ноев ковчег» — назвал кто-то наш корабль…
Один из первых порывов — переименовать корабль. Однако моряки — люди мудрые, они отсоветовали, напомнив, что стоит корабль переименовать — как он обычно тонет. Переименовали «Великую Германию» в «Адмирала Нахимова» — и…
О конгрессе можно рассказывать по-разному. Изложить последовательно и скрупулезно логику выступлений, попытаться передать атмосферу конгресса — ведь он сам волею судьбы стал местом действа, таинства. Ценностью стали не только мысли, но и чувства. Пусть пишется, как пишется. Я не претендую на авторство и приношу свои извинения за то, что «чужие» мысли так плотно переплелись с моими собственными чувствами, идеями, отношением.
Углич. 4 октября
Ночью был снег, а утром началось бабье лето. Церковь Дмитрия «на крови», венчающая кремлевский мыс, встречала наш теплоход. Мы обошли святое место. Обходить его, как известно, нужно от и до, ступать осторожно. Это один из архетипов — обходить святые места. Затем он перерастает в Крестный ход. Прикоснуться к святому нельзя. Если обойдешь святое место — это поможет Ему прикоснуться к тебе.
На выходе из храма Дмитрия «на крови» я обратила внимание на роспись. Сюжет известный — грехопадение. Адам и Ева изображены мастером XVII века не просто обнаженными, а как-то уж очень необычно для русской иконописи. Разговор в храме: «Нет, это уж совсем не по-русски. Сразу видно, заморский мастер делал. Такого в русских церквах не бывает!» «Да что вы! (это Никита Ильич Толстой, внук Льва Николаевича). Если проедите по России — всякое встретите…»
Утро 4 октября началось с молебна, отслуженного прямо на корабле по убиенным накануне у Белого дома.
«Где тут дорога к храму?» (мы искали подход к Успенской (Дивной) церкви Алексеевскою монастыря) . «Как где? — удивились ребята, сидевшие на каком-то поваленном дереве прямо посередине грязной и на вид непроходимой улицы. — Вот же она.» Мы шли друг за другом, сначала выбирая место почище, а потом, устав смотреть под ноги, шли, как получится. Небо было сумасшедше синим, и до собора — рукой подать.
Образы России
…Архаичная, модернистская или постмодернистская Россия. Когда она пытается развиваться на западный манер и все больше походить на ЗАПАД, становится все архаичнее. Российская вестернизация — это путь к архаичности. Ее современность начинается с возврата к древности. Посмотрите на берега, мимо которых мы плывем. Это же почти прибалтийские деревеньки, вполне европейского вида. Это ли Россия, это ли ее образ?
… Есть луг и есть — огород. Огород ухожен, сорняков — нет. А на лугу растет все, что угодно, это многоцветье. Соседство таких разных и по красоте и по форме трав, создает очарование. Россия — это многотравье, где ничего нельзя вырывать. Попробуйте покультивировать луг. Получится английская лужайка. Но это уже будет не Россия. Только в разности, только в многоликости — и спасение, и надежда.
В России есть (судьбоносные) места. Они несут в себе судьбу не только будущего, но и прошлого. Если осознать дух места, гений места, то можно предвидеть будущее.
ПОСТМОДЕРНИЗМ по отношению к России означает сохранение и трепетное уважение к ее разноликости, к ее разнообразности. А еще — уход от попыток свести образ России к какой-то одной (пусть даже очень гениальной) идее. Все возникающие мысли, идеи и чувства о России (если они — от духа) имеют право жить и живут рядом.
Один из моих студентов по поводу впечатлений о конгрессе сказал: «Для меня Россия – это как раз все эти поиски России. Вот этот неуловимый предмет разговора, эта способность, говоря непонятно о чем, говорить о главном.» И чем больше будет модернизироваться наша российская жизнь, тем больше в ней будет архаичного.
В XII веке появилась легенда в Персидском эпосе. Иранский шах решил жениться и послал послов в 7 царств. Цари прислали ему своих дочерей, которых шах поместил в разных комнатах своего дворца. Невесту из России (следуя легенде) привезли в красном облачении и поместили в красной комнате дворца под знаком войны. Русь — красный цвет, цвет агрессии, цвет войны, образ ВРАГА.
Из «Следствия по делу об убийстве царской семьи». Вел его следователь Соколов. Это семь томов машинописного текста. В этом «труде» — масса образов России. Вот один из них. Люди, сторожившие Николая обмениваются впечатлениями: «Ты знаешь, теперь я могу спокойно умереть!» (через несколько часов его действительно расстреляют). «А почему?» — спрашивает его приятель. «А потому, что я уже потрогал царицу за …» (и дальше в тексте следует нецензурное слово). Этот рассказ исследователя царских архивов произвел на меня сильнейшее впечатление. Чудовищный образ. За несколько лет шагнуть от: «Матушка царица, защити…» до — «потрогать за…» Перевороты в сознании русского народа всегда совершались в одну ночь (если это была ночь крови). Тяжко на душе не только оттого, что русский народ быстро готов сжечь то, чему вчера еще поклонялся, и начать поклоняться тому, что еще вчера сжигал. Горько оттого, что такая наивность и доверчивость народа предполагает иных правителей — ответственных и совестливых. »
«Поэт в России — больше, чем поэт»? Но и народ в России — больше, чем народ.
Державность
Это самая плодотворная на сегодняшний день идея (по мнению историка Ю. Афанасьева). Не идея Нового третьего Рима (имперская по своей сути). Именно за этой идеей постоянно маячит мировое господство и право решать за малые народы. Не идея Нового Иерусалима (мессианская по своей сути). В ней России отводится роль святой мученицы, призванной своим страданием искупить вину человечества за его несовершенство. Не идея «нормальной цивилизованной на евроамериканский манер страны. Не идея Нового экономического чуда на манер Тайваня, например. А идея ДЕРЖАВНОСТИ. В самом слове — и защита, и подавление. Держит нас то, что вне нас, как суровый и строгий родитель. Но она же — Держава – залог единого и оберегаемого всеми ОТЕЧЕСТВА. Возвращаться к высмеянной и проклятой всеми бюрократии? Нет, в слове держава есть что-то кроме государственности, что-то языческое или даже до… «За державу обидно» – за этими словами слишком много смысла, чтобы отдать их бюрократии.
Рильке писал: «Все страны граничат друг с другом. И только Россия граничит с Богом».
Россия — это не территория или культура, это ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Это даже не ступень цивилизации, это творческое выражение духа.
Великобритания — Великая; Советский Союз — Могучий; Русь — СВЯТАЯ…
Если спросить немца — где твоя родина, он скажет — там, где мое дело; если спросить еврея, он ответит — там, где мои дети… Один из священнослужителей прожил около 10 лет в Латинской Америке (миссионер). Он рассказал, что в Парагвае много русских и это, пожалуй, единственное место, где быть русским — почетно. У них даже есть свой святой – русский генерал Антонов. И вот, глубоко в Парагвае, где разливается Амазонка, встретил отец Василий стайку мальчишек. И среди загорелых и черненьких было несколько совершенно русых и голубоглазых. «Где ваша родина?» «Наша родина — Россия…» — ответили они.
Ненасилие
Из древних китайцев: «Можно ли отвечать на зло — злом?» — «Нет. На добро — добром можно, а на зло нужно отвечать справедливостью.»
Говорить о ненасилии, в то время как в Москве шли уже бои у Белого дома? И все-таки мы решили провести эту дискуссию. Вся история России — это история насилия. Сам факт образования нашего государства — парадоксален, аналогов ему нет. Величайшая держава, величайший территориальный массив — все это началось с закабаления татарами Русской земли в XIII-XIV веках. И не было тогда такого пророка, чтобы предвидеть, что эта маленькая окраина державы Чингисхана или Батыя, какая-то западная провинция через 300 лет выйдет к Тихому океану. Московские князья используют татарскую силу фактически себе на пользу — как прием дзюдо, где сила противника используется против него же. Россия была построена чужой силой. Одна интересная деталь показывает на провиденциальность, внутренний смысл нашей истории. Конец татарского ига, конец XV века — совпали с падением Византии. В истории говорится так: Византия пала в 1453 году, и Россия подхватила этот факел. Но самое странное в том, что Византия должна была пасть на 50 лет раньше. Будто искусственно задерживается момент падения Константинополя. Византия ждет, чтобы Россия созрела? Баязет должен был еще в начале XV века разгромить Константинополь. Все было для того — армия, тылы, все было готово к сражению. И тут начинаются странности. Тимур из Средней Азии, тоже мусульманин, из-за какой-то личной ссоры громит этого Баязета, захватывает его в плен, дальше не знает, что с ним, собственно, делать и отпускает его. Падение Константинополя откладывается на те самые 50 лет, которые нужны Русской истории. Темного в истории России было больше, чем светлого. И не погибнем мы, как не погибли во многие другие трагические периоды нашей истории.
И вот рядом с темой ненасилия возникает тема победителя и побежденного. Одни говорят, что самое печальное, когда появляется победитель. Другие — что необходим суд над победителем. Было даже и такое: «Вот мы здесь все рассуждаем о ненасилии. А представьте себе, в наш зал входит Иосиф Виссарионович Сталин. И говорит: «Умничаете, да? Это хорошо. А скажите, мне, пожалуйста, а кто у вас тут главный умник?» И, говорит оратор, я не уверен, что среди нас не нашлось бы того, кто показал бы пальцем на соседа… В этот момент всем стало немного страшно. Страшно не оттого, что это было похоже на правду, а оттого, что не дай Бог здесь, на корабле, в такой момент мы начнем… Слава Богу — все обошлось. Были предложения выдать премии мексиканским актерам (фильмы «Просто Мария» и «Богатые…») за то, что они сократили насилие в нашем обществе. Предлагали еще поставить памятник сразу и Сталину, и Брежневу, и другим вождям. Что бы мы делали, если б не на кого было выплеснуть боль за то, что произошло?
Парадокс заключается в том, что в России с насилием — нельзя и без насилия — нельзя. Ведь именно идея насилия — в центре жертвенного кризиса. Но, по словам Владимира Малявина, нужно научиться различать насилие актуальное и символическое. Так, например, архаические религии несут идею насилия в ее физическом, прямом виде, символическое измерение насилия вообще как бы отсутствует. Современное западное общество все стоит на насилии. Но это насилие полностью переведено в область массовой культуры, именно там оно является основной темой. И в этом еще одно отличие постмодернистской цивилизации от традиционной. Там, где теряется понимание символической глубины акта жертвенности — там мы вынуждены перейти к актуальному насилию. Террор — это утрата символического понимания насилия.
Насилие — как постоянный шоковый фактор организации нашего общества. Оно нависает над нами и легко из символического превращается в факт личной боли. Я вспомнила, как один из участников конгресса назвал Америку «островом общей анестезии». Я спросила его: «А почему — так?» «А потому,- ответил он, — что я знаю, у меня должно болеть вот тут (показал на грудь), я привык, что у меня здесь душа болит. Но мне не больно, когда я — там.»
А в России — болит… В русской культуре многое, если не все, воспринимается как личное отношение, насилие — как личное насилие. Обезличенное насилие практически отсутствует — обидно за все (за державу — тоже). Немец знает — вот сюда нельзя, здесь — черта его мира. Для русского — эта черта есть граница его личной свободы. И ее либо нужно преодолеть, либо разбиться об нее. В своих границах мне неловко, я чувствую себя лично обделенной данной мне природой или судьбой ограничением.
Россия – дом
Я думала о своем образе России. Россия – это дом! В русском языке отсутствует различие между домом-жилищем и домом-пристанищем. Я говорю: иду домой. Но дух моего дома, дух моего рода очень плохо чувствует себя в этих 28 кв.м. Свободному полету духа мешают не только низкие потолки, но и шаги «чужих» за стеной. У меня есть кухня, но нет утвари. У меня нет, уж так случилось, ни одной семейной реликвии, доставшейся мне от прабабушки… Говорят, что нужно помнить фамилии 7 предков (отцов). Иначе незачем избегать зла и делать добро — об этом не узнают дети. Но я не знаю своих праотцов, я не храню ни одного священного семейного предания. Семья, род — это тайна. Тайна своего святого. Образ своего святого нужно восстановить, чтобы было к кому восходить… И все-таки у меня есть своя Россия. И я люблю необъяснимо и неназываемо то, что еще имеет смысл и таит надежду. Возникшее вдруг желание прикоснуться хотя бы тайком и без особого на то права. Я спросила у хранителя церкви Дмитрия «на крови»: «Можно?» ‘Да, конечно.» — ответил он. И я прикоснулась к мятежному колоколу в Угличе. И он ответил.
… Колокол Спасо-Преображенского Собора бил набат о смерти царевича Дмитрия. В это время в Угличе бил мятеж. После мятежа его (колокол) пороли плетьми вместе с мятежниками. Потом его сбили с колокольни, вырвали ему язык, оторвали одно ухо. 300 лет он провел в ссылке, в Сибири…
Ярославль. 6-8 октября
Самые яркие впечатления от Ярославля: просмотр фильма А.Сокурова «Элегия из России. Упражнения о снах» и концерт колокольных звонов.
Первое впечатление — оно слишком личное, слишком противоречивое. Предмет откровения — смерть. Фильм — совсем даже не кино, это мистерия. Когда я начала дышать вместе с умирающим, мне стало страшно, но не за себя, а за Сокурова…
Концерт колокольных звонов. Высоко в небесах на колокольне исполняли погребальный и пасхальный звоны. После последнего удара колокола раздались аплодисменты (те, что внизу – аплодировали небу). И я каким-то невероятным образом увидела нас оттуда, с неба. Это было 7 октября, в день всенародного траура. Солнце опускалось прямо в соборы, все только начиналось… Что делать, когда страшно? Ни-че-го. Цветок распускается после бури.
Душевная зрелость
Самое страшное — это утрата в невероятной степени чувства собственного достоинства. Розанов говорил: «Общество рухнет с чертами козлиного в себе.» Значит, отношение к России, к Родине — это как раз то, что поднимает и не дает опуститься. Это — надежда. Надежда на то, что чувство собственного достоинства поможет мне отказаться от того, что мне не принадлежит. И защитить то, что существует во мне еще до того, как «чужие» начнут определять мою стоимость. Если я существую во времени и в пространстве (как социальное существо), то душа моя — она вне этих категорий, а значит — прошлое, настоящее и будущее России — это и я тоже, вместе с древними, со святыми, вместе с теми, кто придет. Россия — это миг и вечность. Она — и здесь, и везде.
… Исаак-Масса — голландский резидент в Москве писал, что для торжественного перенесения «мощей» в Угличе был убит мальчик, тело которого под видом нетленных мощей царевича Дмитрия перенесено в Москву. «Из архивов Церкви Дмитрия «на крови», г. Углич….
Святыни и ценности
Что должно делать интеллигенту в годину испытаний? Спасать культуру. И если святыни существуют в пространстве культа, то ценности — в пространстве культуры. И то, что является святыней в культе, может и не быть ценностью в культуре. Подходить к ценностям как и к культуре можно только до определенной границы (как в близости с любимым человеком). Должно оставаться таинство и место для откровения, о которых нельзя говорить за столом. Выговоренная радость, обозначенное счастье теряют свое очарование. Но разве это МЫ спасаем КУЛЬТУРУ? Скорее, это ОНА спасет нас. Мы лишь возвращаем ей то, на что способны. Ценности не даются даром. Невозможно без усилий и работы духа, без страдания войти к ним. К ним нужно уметь приблизиться. Обнять и… поцеловать.
Серафим Саровский говорил: «Спасись сам и тысячи, вокруг тебя спасутся.» Да, действительно, Россия — это страна с непредсказуемым ПРОШЛЫМ.
Одного монаха спросили: «А что вы делаете, когда никто не приходит в храм?» «Я служу для ангелов.» — ответил он.
Никита Ильич Толстой очень много говорил о проблеме сохранения русского за чертой России: русского образования, там, где нет русского чиновника, русского языка, там, где нет обязательного русского языка. Это проблема вовсе не одних только эмигрантов.
Это о том, способны ли мы быть РУССКИМИ БЕЗ ГОРОДОВОГО, без милиционера, который проверяет всех, кто прописан на его участке в Москве. Быть и чувствовать себя русским просто потому, что говоришь на этом языке. Это удивительное счастье — ПРИНАДЛЕЖАТЬ СРАЗУ К КУЛЬТУРЕ.
«Юрий Андропов» вернулся в Москву по расписанию 9 октября в 14 час. 30 мин. Комендантский час отменили ровно через неделю.
Вестник, 29 октября 1993 г.