Несколько слов о Д, Зильбермане 3 END.docx

Несколько слов о Давиде Зильбермане

и его философствовании

Есть веская причина, по которой эти личные заметки будут вынужденно краткими. Она в том, что нам еще только предстоит длительное, и отнюдь не легкое чтение этой главной книги Д. Зильбермана. В контексте написанного, но не опубликованного еще корпуса его  текстов.

Такие книги пишутся, для закрепления неиного себя в будущем. А вместе с собой  и сути того дела, напряжение которого было однажды взято на себя[1].

Взяв в руки  неиную книгу, читателю не удасться обойтись без последствий: ни сблизившись к ней, ни отложив её в сторону. И для попавшего в такую промежуточную ситуацию она все равно останется непреложной.

Ибо неиные книги пишуться с прицелом на одоление себя. А если читатель, не настроенный на самопреодоление, подумает по прочтении, что одолел её, то сильно ошибётся: он прошел вдоль волшебной черты, отделяющей повседневную жизнь – от вразумленной свыше. Не переступивший эту черту, оробевши потерять себя свойского, остался без своего иного. Ну так ведь это не беда: непреложно-неодолимая книга успешно обходится без героя, без автора … и уж подавно без читателя.

Надо сказать, что и углубляющийся в себя читатель, попадет в положение не из легких. С одной стороны, рискуя утонуть во вненаходимости своего внутреннего, в не-умесности и не-своевременности его. А с другой,  оставаясь чем-то не-отсознанным и не-названным,: это же его внутреннее склоняет читателя к признанию своей исключительности [2].

Что касаемо свышенего, как противоположности глубинного, то я разделяю жест признательности С. С. Аверинцева, высказанный им в предисловии к «Теории густот» Дмитрия Панина: «Вне отношения к предлагаемой цепи онтологических, космологических, теологических, этических и социологических тезисов автора, читатель должен прежде всего отдать себе отчет в масштабе личности, которая … могла взять на себя построение фундаментальной … философии»[3].

Составляющие масштаба личности заведомо со-масштабны друг другу и, если угодно, равнозначны, Небрежение масштабом, сокращение его, — «страхом ли иудейским» вынужденное, или конформистски добровольное,  — по любому обезличивает, отчужная мыслящее сознание от своих же сущностных сил, энергийных потенций.

Не маловажно также, что  сам по себе большой масштаб не есть этическая добродетель. Ставши очевидным, он куда ближе добронравию, а в религиозных контекстах – благочестию.

Не о том ли извещают нас слова Д. Зильбермана: «Вы любите мудрость. А я буду любить любовь к мудрости”! Оставим на усмотрение читателей, относится ли они только к именитым любомудрам прошлого,  или же и к нынешним (порою мнящим мыслящими себя  везде и всегда). А может быть они обращёны к тому будущему времени, когда самодовлеющая любовь к мудрости станет для читателей личностно более достоверной и посильной, чем сейчас?

Ответ на такие вопросы во многом зависит от того, как будет протекать творческое переосвоение написанного для себя «Понимания культурных традиций» в контексте философского наследия Д. Зильбермана в целом: приемлемо со-масштабно по нынешнем меркам, или же, — к чему я более склонен, — в каком-то радикально ином смысле?

Не станем гадать об этом, ведь перед нами тот особый, исключительный случай,  когда стоит не  спешить  … а со смирением пойти вслед за естественным развитием событий [4].

… Мне довелось достаточно часто встречаться  с Эдиком, как его звали в Москве, когда он был аспирантом Института конкретных социологических исследований АН СССР и фактически одним из ведущих сотрудником  Отдела теоретической социологии под руководством Ю. А. Левады [5]. А после его отъезда из Москвы , — сначала в Одессу, а затем в США, — состоять с ним в дружеской переписке по существу интересовавших каждого из нас тогда вопросов [6].

Так и повелось: мы почти совсем не касались рабочей обыденности и семейно-домашних обыкновений, а вели речь о значимых для каждого умных темах и сюжетах.

Надо сказать эта манера общения сложилась не сразу, а уже после того, как он стал посещать семинары Московского методологического кружка (ММК). Делал это он не часто, а присутствуя, как правило, ограничивался вопросами и краткими, компактными суждениями. На них мало кто  тогда реагировал, чувствуя, что произносятся они из какого-то другого  для присутствующих умного места [7].

Я не пересказывал ему того, что делалось в ММК, а он, что происходило в Секторе Ю.А. Левады (хотя сам туда тоже хаживал, и даже выступал). А когда мы там или там встречались, то скорее наблюдали друг за другом как бы со стороны. Привычка использовать разные рефлексивно-коммуникативные режимы мысли, знаете ли, характерная часть методологической практики.

Его отъезд перевел наше общение в плоскость заочной мыслекоммуникации, когда продолжаешь слышать и видеть собеседника лишь умом: то о чем раньше говорилось друг перед другом, и постепенно оседало  в памяти  каждого, приобрело новый привкус … куда более сдержанный внимательности.

Иногда на какие-то темы, казалось бы, твой корреспондент не обратил внимания, но потом мог отреагировать на них позже. Иногда они полностью оказывались опущенными, как к примеру случилось с представленными мною Д. Зильберману «модальными полями З. Фрейда». А иногда, как в случае оспаривания концепта «жизнеспсобности» (со ссылкой на якобы профашистские  интенции М. Хайдеггера), вдруг оказывалось что он сам взялся читать университетский курс по философии последнего.

Думалось, времени вереди еще много, «мировому духу, — по слову Гегеля, — спешить некуда», и недоумения тем или иным образом в скором времени разрешаться!

… А после его внезапного и нелепого ухода из жизни осталось лишь пустое место недосказанности, невозможности задать вопрос и получить ответ.

Ушел из жизни близкий мне, — по изощренности и плотности ремесла мысли, — человек. Дважды ушел: покинув свою случайную родину, а затем нелепым случаем из жизни вырванный.

Прикоснувшись к духовному строю  Д. Зильберман, трудно было не просить себя: не понуждает ли смерть нас, оставшихся здесь, ожить наново, преподнося нам не память и образ ушедшего только, а и нечто  воплощающееся в тебе и  как бы впервые родившееся?

… Сразу после его кончины не раз вспоминался, многих озадачивавший помысел его: о том искусстве чистой мысли, о котором он ведал в образах брахманизма. Чтобы развивать незаинтересованное в «практищенских» итогах умствование, вселять в вопрошающую плоть жизни ответчивость, стать-быть умудрённым, всё-пре-творяющим. Не учащим, не врачующим, не освящающим, а брахманом в миру, в нынешней, изведанной умом жизни.

И сегодня не сумел бы более внятно высказать тот безгласно звучавший тогда во мне помысел (казалось, возможно он сохранится в каких-то записях).

… А в  день, когда узнал о гибели Д. Зильбермана,  написал себе: «уже зная, кем он не был и не хотел быть, догадываемся, что упомянутый замысел его не был пуст жизнью … сожалеем: о том, что последствия его узнаются с запозданием и, конечно, не так, как сделал бы он сам» [8].

… С тех пор много воды утекло. Пришлось долго ждать выхода на люди книги «К пониманию культурных традиций», дабы далее в размышлениях и обсуждениях можно было ссылаться на авторизованный самим автором текст. Кто помнит первый вариант диссертации (объемом более 1000 машин. стр.) изготовленный еще в Москве, тот поймет какая сосредоточенная отделочная работа была проделана, чтобы мы могли взять в руки эту главную книгу Д. Зильбермана. Она, мне кажется, останется таковой  и впредь, — не смотря на изданный ранее «Генезис значения в философии индуизма» и написанную позже «Православную этику и материю коммунизма»,  и те будущие книжные издания, что выдут под его именем.

Уже из Предисловия к ней читатель узнает, что концептуальным каркасом ее является  «модальная методология». Некоторое представление о ней можно ранее было получить из его монографии «Генезис значения в философии индуизма», из статьи А. М. Пятигорского «Философская работа Д. Зильбермана», а также из публикаций Е. Н. Гурко, первого отечественного исследователя корпуса текстов Д. Зильбермана [9].

Но что, позвольте спросить, читатель сможет понять в «модальной методологии», если не примет во внимание, что понимание методологии, многих ее концептов и приемов мысли  было усвоено им из опыта участия в работе Московского методологического кружка  (ММК)? Или, по крайней мере, до публикации архива университетских лекций  Зильбермана об истории ММК и переписки с его основателем и бессменным лидером Г. П. Щедровицким? Думаю, не достаточно, чтобы выносить о модальной методологии хотя бы правдоподобные суждения.

Конечно, применительно к текстам философа, включившего проектность в число главных параметров своих модальных типологий, у читателя всегда остается лазейка прибегнуть  к проективному аргументу: надо бы, мол, выяснить как Д. Зильберман предполагал трансформировать упомянутое понимание методологии? На это я пока могу ответить только одно: пусть кто-нибудь сделает это, и тогда у нас будет повод согласится с такой проективной гипотезой или отвергнуть ее [10]!

А познакомившись с библиографией его книг, статей, переводов и писем и легко заметить сколь многие работы Д. Зильбермана  в прямую с модальной методологией и вовсе не  связаны. По крайней мере для нас, читателей. Что и не удивительно, если учесть с какой скоростью и с каким опытом переключаемости он мыслил!

Эти временные трудности рано или поздно будут изжиты, но пока они вынуждают меня вернуться к сказанному в начале этих сугубо личных заметок: впереди длительный процесс аналитического (а потому и критического, но установочно приемлющего) вчитывания в тексты Давида Зильбермана.

А по себе знаю, насколько сей процесс плодотворен!

… После создания в Бостонском университете архива Д. Зильбермана, и в России кое что стало известным о разнообразии и объеме сделанного им в американский период его жизни и деятельности [11]. Но и вопросов появилось не меряно.

… Так у читателей, мало-мальски знакомых с историей индийской философии, сам собой напрашивается вопрос: как шесть различаемых систем индийской философии у М. Мюллера связан с шестерицей типов культурных традиций Д. Зильбермана?

Если рассматривать и ту,  и другую как диспозитивы (в смысле археологии знания раннего М. Фуко), легко заметить, что у М. Мюллера системы философии состоять друг другу в ассиметричных, попарно разнородных отношениях.

А вот у Зильбермана диспозитив типов культуры комбинаторно симметричен: и попарно. и троично, как при взгляде от гипотетического центра шестерицы, так и при взгляде от округлой периферии ее к центру.

Спрашивается, не выходит ли при таком пригляде, что все включенные в его шестерицу типы синхронизируемы в некоем актуальном, вечностном времени?         И тогда у Д. Зильбермана мы имеем дело с культурософским аналогом philosophia perenis (вечной философией), и, соответственно,   со сконструированной творческим воображаением философа cultura ficta (с воображаемыми культурными типами)[12].

А если так, наивными и не плодотворными — окажутся любые  попытки отнесения суждений о том ли ином типе культурной традиции — к реальной истории одноименной им культуры. Ведь главная функция типологии – различителаная,  задающая рамки и  фокусы захваченности внимания (пространственные, хрональные и синергийные).

Такой строй и такие повадки мысли кажутся мне в высшей мере характерными для философской мысли Д. Зильбермана. И потому заслуживающими пристального аналитического внимания.

Не менее существенным представляется следующие вопроыы:  если взглянут на его шестерицу типов культурной традиции, как на вращающееся колесо, динамическую мандалу,  хочется спросить  б общезначимом типологическом значении её центра, и о личностном смысле его для самого автора.

Явленный текст «К пониманию…» почти не дает веских оснований даже для эвристического поиска ответов на них. И это обстоятельство также авторизовано автором и потому искать ответы на них корректнее за пределами неё. А это, как говорится, совсем другая история!

… Первое мое письмо в книге нашей переписки начиналось с вопроса: «что можно делать с текстом, с произносимым с дидактической интонацией. Дана ситуация «учитель/ученик» (т. е. тип коммуникации  и корпус текстов). Требуется назначить систему действий с текстами , концентрирующуюся вокруг актуализированной цели того и другого. Чтобы адекватно назначить такие действия, надо их иметь в виде множества освоенных единичных действий. Где их брать? … что значит знать и уметь делать философский текст? Именно «что значит», а не «что такое», ибо тут предел самосознания философствования в качестве разума и переход в иное — в текстуальное бытие философской скудности его».

Можно сказать, что и вся переписка была попыткой разобраться с этим именно вопросом. Видимо заметив его, Федосеев В.Я. назвал свою монографию «Ресурс методологии Д.Б. Зильбермана для философии образования» (СПб., 2010). Написанная на достаточно широком  литературном и историко-философском материале, она свидетельствует о том, в сколь разнообразных областях знания может раскрываться творческий потенциал модальной  рефлексии  Д. Зильбермана [13].

P.S.

Сегодня нельзя не обратить внимание на цивилизационный процесс раскручивания  медиализации всего и вся, остававшийся не проявленнным для поколения интеллектуалов 70-х гг. Так что дальнейшее понимающее освоение-дление философической мысли Д. Зильбермана. во многом  будет зависеть от того, какая фигура публичной, медийной открытости будет принята учредителями его Бостонского Архива.

Ему прижизненно было ясно,, что предусмотренное в модальной методологии запланированное непонимание сохраниться надолго. Потому принятая им стратегия мгновенного претворения мыслимого самой же мыслью имела отчетливую проектную составляющую. И она, думаю,  суть то немногое, что может послужить  оправданием интеллектуальных и художественных инициатив поколения 70-х.

«Глубочайшее созидание – созидание выше и дальше себя: находить в решающем мгновении, в котором прошлое и настоящее  превращаются в проект будущего и благодаря этому сохраняется» [14].

И если все же  какая-то  фигура медийной открытости будет объявлена, возникнет вопрос: в рамках какого проекта она будет далее реализовываться? К ответу на него надо быть готовым.

Признаюсь, мне было бы искренне жаль, если  и для следующего поколения исследователей философической мысли Д. Зильбермана возможность работать в условиях информационно-медийной открытости отложится на неопределенное будущее.


[1] Тут стоит вспомнить, что неиное — вовсе не Я-само-по- себе, пребывающее в стихии повседневного присутствия, и предоставленное сознанию в наивной, естественной установке, — а искушенное опытом мысли/деятельности  Я, и схватываемое после выноса ее за скобки, и потому распознается оно как наделенное захваченностью.

[2] Сознавая это обстоятельство, я до поры  исключаю этот аспект замечивания особенностей своего понимания книги Д. Зильбермана из публичной сообщительности.

[3] Панин Д.М. Теория густот: Опыт построения христианской философии XX века. М.: Мысль, 1993. С. 294.

Поскольку масштаб — концепт пространственно-экстенсивный, о философском творчестве  нашего автора, мне кажется, сподручнее говорить в терминах силы личности, ее энергийной насыщенности.

[4] Сказав выше «в целом», стоит напомнит о полной версии этой организационной конвенции времён демократического централизма: «за основу и в целом». Конвенция некритически амбивалентная: в  догме марксистской идеологии абсолютная, а в организационной  практике, релятивная текущей линии партии.

Сия конвенция продолжала работать и в советской административной культуре 60-70 гг. Думаю, рефлексия этого обстоятельства составляет важный пласт монографии Д. Зильбермана «Православная этика и материя коммунизма». СПб.: Изд. И. Лимбаха, 2014..

[5]  Общежитие АН и мой дом на Ленинском проспекте находились в десяти минутах тихого хода, так встречались мы у меня, где можно было и поговорить спокойно, и чаю испить вдоволь.

[6] Олег Генисаретский. Давид Зильберман. О возможности философии. Переписка 1972-1977 годов. М.: Путь, 2001. 352 с.

[7] В сказанном легко убедиться, заглянув в выпуски «Архива ММК» 1972-1974 гг. У меня сложилось с тех пор впечатление, что многие участники  ММК отнеслись к самоименованию Зильберманом себя методологом, как к своего рода самозванству. И в этом были неправы дважды: во-первых, не дав себе труда, —  вникнуть в текст «К пониманию традиций…», — оспособиться в модальной рефлексии, не ограничиваясь только трансляцией культурных норм; а во-вторых, не доверясь вполне ими же прокламируемому свободному самоопределению!

[8] Олег Генисаретский. Давид Зильберман. О возможности философии… с. 148-149.

[9] Гурко Е. Модальная методология Давида Зильбермана / Минск: Экономпресс, 2007. 456 с.

[10] Не трудно себе представить, что подумал Щедровицкий, прочтя в письме Зильбермана: «Я заявляю: Есть лишь одна подлинная философия, подлинная методология – это индийская»!

Но в том же письме далее сказано: «сейчас мне более всего нужны бы года два-три семинарской работы». Признание, — для тех кто знает, что это была за работа, — говорящее само за себя.

 

[11] “The Archive at Boston University was establoshed by Dr. Lily Michnik Zilberman … The Archive has been assembled and put into good order by Dr. Helena Gourko” / Robert S. Cohen. “Annotated Catalog of the David Zilberman Archive. Special Collecions. The Mugar Memorial Library Boston University. APRIL 1994. PREPARED BY HELENA GOURKO. P.1.

[12] Пишу cultura ficta, следуя Ф. Лаку-Лабарт в его книге “MUSICA FICTA. Фигуры Вагнера. Пг.: AXIOMA / АЗБУКА, 1999, ничего общего  не имевшего с так называемым «фикционализмом». Впрочем, для более внятного понимания места воображения и/или созерцания в модальной методологии стоило бы обратиться к концепту воображаемой логики. Он был предложен в начале XX  в. Н.А. Васильевым. См. его статью «Воображаемая (неаристотелева) логика», опуб. в книге В.А. Бажанова.  Н.А. Васильев и его воображаемая логика. Возрождение одной забытой идеи. М.: Канон+, 2009.С. 201-204.

[13]  Более ранние примеры того же рода можно найти в: Н. Рыбалкина. Проблема самоопределения и модальная педагогика / Педагогика самоопределения и проблемный поиск свободы. Сб. статей. Барнаул, 1997; Морозов Ф.М. Схемы как средство описания деятельности (эпистемол. анализ). М.: ИФ РАН, 2005.

 

[14] Мартин Хайдеггер. Лекции о метафизике. М.: Языки славянских культур, 2010, с. 151.

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal

Обсуждение закрыто.