Безопасность и развитие

Всякий раз, когда в обычном словоупотреблении употребляется слово «безопасность», в российском сознании возникает невольная ассоциация со спецслужбами, силовыми структурами и нашим историческим прошлым. Эти ассоциации вносят сегодня много путаницы в обращающийся публично дискурс безопасности развития.

А. Ахматова как-то обмолвилась о застенке (МГБ и Гулаге), что он хочет быть одновременно всесильном и незаметным. Эти  проницательные слова, были суждением горького опыта. Только ли прошлого?

И сегодня в разговорах о происходящем в стране слышно опасливое подозрение о вездесущем присутствии  и силовых структур. Но после однажды состоявшейся (частичной ли?) потери монополии государства на безопасническую деятельность – это уже иной, хотя и не менее тревожащий опыт.

Вездесущие присутствие и всемогущество – это, выражаясь словами Ницше, реализация воли к власти. Точно также, всеведение – воли к знанию, в чем видимо и состоит суть общества знания. Вспомним знаменитый бэконовский девиз «Знание – сила»!

А также и богословскую тройку атрибутов Бога: всеведение, всемогущество и милосердие. Сравнение с ней показывает, что в обществах тоталитарных и, отчасти, в авторитарных  спецслужбы и силовые структуры стремятся играть роль абсолютного наблюдателя и столь же абсолютного деятеля[1].

При этом утраченной оказывается атрибут всемилостливости, не только  в абсолютном, но в каком бы то ни было внятном смысле. Об этом сегодня печется не воля к власти, и не общество знания, а разе что сообщества прав человека и культуры жизни. Последнее – от наследия канонического права.

Отвлекаясь от богословских аллюзий и фантазмов вездесущего присутствия/всесилия, можно, тем не менее, сказать, что таков ныне усеченный сюжет о той роли, которую в жизни нашей страны, общества и государства играют  спецслужбы и силовые структуры, разведсообщества … и в добавок разрозненный отряд конспирологов.

Другим, но схожим, фокусом обсуждаемой темы являются элиты (особенно часто поминаемые финансовые и научно-технические, реже – криминальные). Им общественное сознание также вменяет закрытое специфическое знание, умения (технологии) и социальные обыкновения, навыки. Не без привкуса магического, а иногда и сатанинского искусства[2]. Совсем комично и пошло эта карта разыгрывается  нашими СМИ  в демонизации политтехнологий, практик PR и GR.

Часто спрашивают: как же возможны и насколько допустимы скрытые и усиленно скрываемые знания/деятельности в открытом, демократическом обществе?

Святая простота! Ровно в меру того, насколько общество продвигается в сторону открытости и прозрачности, — исповедуя при этом плодотворность конкурентной борьбы, соревновательности, и одновременно защиты национальных интересов, — растет спрос на скрытые знания/действия. Сокрытость (конфиденциальность, секретность) – во всем мире признается никак не меньшим ресурсом безопасности и развития, чем прозрачность и открытость. (Есть еще сюжет про принципиальную неотделимость стратегии от ее субъекта, т.е. принципиальную сокрытость, например, политической стратегии).

Третьим фокусом сюжета о развитии и безопасности является размежевание и новое отстраивание отношений политики и государственного управления.

Тут важную роль играют, с одной стороны, приватизация охраной, безопаснической деятельности (в частности, корпорациями и криминальными структурами), а с другой, сетевой формат этой приватизированной деятельности, усвоенный коррупционными, криминальными и террористическими структурами.

Не таков ли и характер пресловутой подковёрной борьбы за использование охранных,  безопаснических ведомств в политических целях? Похоже, что да, если вспомнить «казус Березовского» в нашей недавней и продолжающейся истории.

Какая непосильная ноша возлагается  правозащитным движением на «четвертую власть» в борьбе за прозрачность намерений и действий власти, за обеспечение прозрачности! Предупреждал же Ницше: не будьте ослами, взвалившим на себя непомерную ношу. И уж тем более не благочестиво возлагать ее на других, вынуждая их «играть жертву». Угнездившись на тонкой поверхности публичности и прозрачности, следуя, главным образом, риторике их самоценности, легко потерять чувство реальности, покуда тема развития и безопасности не стала темой и проблемой аналитической и концептуальной проработки.

Работа с инструментами специального назначения – в рамках спецслужб и кристализовавшихся уже институтов – глубоко вплетена в финансово-информационно-технологическую структуру общества. И, надо сказать, давно уже фактически вышла за рамки «благородного пафоса» обеспечения национальной безопасности и хранительного жизнеотношения. На проблемно-тематическом поле «развития и безопасности» конверсия внешне- и внутреполитических практик фактически куда более плотная и разветвленная, чем представляется большинству «прозрачников», вне зависимости от чистоты их намерений.

Не избежала этой участи и работа по выработке и реализации стратегий. Институты развития  находятся сегодня далеко не в очевидных отношениях с институтами безопасности. А поле деятельности последних никак не сводится к «чрезвычайным ситуациям» и ликвидации их последствий. И развитие, и безопасность по природе своей опережающие деятельности, работающие с образами (видением) будущего, со стратегиями продвижения к нему.

И, наконец, на сегодня, прямое сопряжение проблемно-тематического поля безопасности с уголовным правом, прослеживающееся в целом ряде законов, принятых в последнее время, — плохая правовая политика. Она купирует возможность способности суждения и оценки, критики и благонамеренной оппозиции как раз работу в области развития. Мысль и творчество вновь пододвигают в зону преступления.

Не станем сейчас вопрошать о том, где проходит грань между враждой, вменяемой законодательными актами о ее разжигании, конкурентоспособностью,соревновательностью и борьбой (агональностью). Но уж если нам навязывается, — в качестве первоочередного, —  такой  определенный тип правовой оценки, как преступление, не дурно будет вспомнить различение уголовной, политической и метафизической (мировоззренческой) вины, сделанное К. Ясперсом после Нюрнбергского процесса.

Вины и ответственности, о которой стоит спросить тех, кто надеется справиться с проблемой развития и безопасности, ограничиваясь «уголовной охотой на ведьм».

19.09.2007



[1]  Термин «абсолютное» здесь берется в специальнном смысле политическкой философии А. Пятигорского.

[2]  Как тут не вспомнить сценического «бога из машины» в античном театре и Бога-часовщика в европейском Средневековье!

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal

Добавить комментарий