PROMETA

Акмеистика

Автор: Генисаретский О.И.
Источник публикации: Архив автора

 

В материалах частного расследования Е. Л. Шифферса  «О наречении патриарха»[1] намечены две задачи акмеистской герменевтики:

Во-первых, нужно показать — примерами и толкованиями — присутствие преп. Серафима, Дивеева и других неотменых данностей Св. Руси в поэтическом пространстве Н. Гумилева, А. Ахматовой и других акмеистов.

Во-вторых, сделать показ этот огласительным и путеводительным, вовлекающим в работу воцерквленного самопресуществления.

Речь идет о живом, хотя и скрытом присутствии дивеевской сути в нашей исторической и личной жизни. Дело не в том, чтобы проиллюстрировать факт этого присутствия, только как факт или только как тему поэтического творчества.

А в  том, что живое присутствие и сейчас живо. Хотя первичное событие поэтического сказывания уже состоялось (тогда), его действие никогда не станет закончившимся (потом). Оно не таково, ибо оно лишь дало возможность духовному бытию Св. Руси в Дивееве, в подвижничестве Преподобного и его служках поэтически сказаться для  нас, и этот сказ-показ звучит и поныне в нас (теперь).

Целомудрие, о котором говорил Н. Гумилев[2], направлено не столько стоит против чего-то (например, против символистского экспонирования сокрытого), сколько выступает затайноведческий, энигматический смысл поэтического творчества. В дивеевской перспективе целомудрие – это защита завета-замысла о будущем Св. Руси — в сокрытости/несокрытости ее истины (подобно сокрытости/несокрытости града Китежа в  прозрачнейших водах Светлояра), это верность таинству и ревность о блюдении ее.

Напомню: философской поэтике по—прежнему дороги усмотрения о том, что тайноведение и тайноводство суть способ хранения свободы воли и сознания, ума и сердца. Потому собрание верных и ревнующих о вере – это собрание свободных, служащих в свободе.

Свершаемое в свободе — свершает самою свободу. Творимое в свободе – творит  свободу. Акмеизм — поэтика свободы.

Некоторых смущает однозначность дивеевской аксиоматики, однозначность, конкретность имени преп. Серафима, имени Дивеева как строго определенного и униженного ныне места, определенность дивеевской хронологии и все такое. Видимо, им удобнее было бы скрыться в тумане неопределенных религиозно-мистических чувствований. Но, как показано было в предыдущих писаниях автора упомянутого расследования, речь идет об осевом времени богородничьего служения Св. Руси во всей ее истории. И, как ясно нам теперь  — о свободе этого служения, о его неизбывной свидетельской силе.

Акмеистика — оправдание творчества, освящающей силой претворяемого в нем.

---

[1] Шифферс Е.Л. Лама: О наречении патриарха (материалы частного расследования) // Религиозно-философские произведения.- М.: Путь, 2005. – 123–242.

[2] Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа. И он вправе спросить идкщее ему на смену течение (акмеизм – О.Г.)… какое у него отношение к непознаваемому. Первое, что на такой вопрос может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать. Второе – что все попытки в этом направлении – нецеломудрены». Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии.- М.: Современник, 1990. – С.57.